Борис Батыршин - Мартовские колокола [Litres]
Царь все не едет.
Бам-м, бамм-м, бамм-м – малый благовест. Только ему во всей империи и дозволено торопить самодержца…
«Святый Боже, святый-крепкий…»
Первый день марта. Ветер над Невой…
«…Гранатометчики идут по Петровской набережной, к мосту. Их двое; Олегыч только что дал сигнал, что они уже на месте. Главный удар наносят именно они – пропустят царский кортеж на площадь и – метров со ста, из «мух»…»
Каретников боролся с искушением достать из кармана небольшой, но мощный бинокль и рассмотреть террористов. Да вон они – впереди шествует важный барин в котелке, рука за спиной, во второй небрежно несет трость. За ним второй, в неказистом тулупчике – то ли лакей, то ли рассыльный из лавочки, вон, навьючен как ишак…
Корф (позывной – «Первый») должен быть где-то там, но его пока не видно. Барон подошел к делу творчески – он одет в форму, причем расхристан сверх разумной меры. Шинель распахнута, пуговицы оборваны, сюртук расстегнут до пупа – господин офицер после попойки. Или в процессе – если попойка началась вчера. Или позавчера. Господин офицер вышел проветриться, и солидный денщик с раздвоенной «скобелевской» бородой бережно поддерживает их высокородие, чтобы, не приведи господь, не свалились в Неву. Прохожие недоуменно озирают парочку – что-то рано начал загул господин офицер, полудня еще нет, – и спешно уступают дорогу защитнику престол-отечества…
Вторая группа – за Троице-Петровским собором, на Большой Дворянской[72]. Ждут сигнала. Он должны выехать на площадь со стороны Конной улицы[73] и встретить царя пулями. Никаких револьверов с отравленными пулями, как любят народовольцы, – в извозчичьих санках спрятан ПКМ. Кинжальный огонь – в упор, с пары десятков метров… Каретников поежился. А ведь в экипаже и супруга царя, и Георгий, и Ники, наследник – будущий царь Николай Второй. Каша. Кровавая.
Впрочем, пулемет – это так, подстраховка. Две реактивные противотанковые гранаты в легкий деревянный возок – без шансов для пассажиров…
Группу с пулеметом должен нейтрализовать Никонов. Его позывной – «Третий». Лейтенант тоже не стал снимать мундира – к чему? Над городом плывет благовест, перед собором полно народу – кто обратит внимание на морского офицера? Санки с убийцами ждут на Большой Дворянской, возле церковной ограды, и, получив сигнал, тронутся в сторону Троицкой площади.
Три группы агентов ждут как раз там. Это люди Вершинина – каких трудов стоило уговорить его не ставить в известность начальство, не подвергать риску операцию, а самим взять террористов из будущего…
Пятый боевик – метрах в сорока от самого Каретникова, на мосту. Стоит – и с независимым видом рассматривает панораму Петропавловской крепости. Это наблюдатель – по его сигналу гранатометчики остановятся и примутся распаковывать длинные свертки. Две зеленые трубы – мало ли какие причуды могут быть у приличного вида господина? Сигнал будет дан не раньше, чем царский экипаж поравняется с наблюдателем. До съезда с моста – еще почти двести метров, это примерно минута. Чтобы привести в рабочее состояние противотанковый гранатомет РПГ-18 (известный широкой публике как «Муха»), нужно открыть заднюю крышку, раздвинуть трубы до упора, потом повернуть предохранительную стойку вниз до упора и отпустить. Ерунда – даже для неопытного стрелка секунд двадцать, не больше. У террористов куча времени.
Но сейчас царский кортеж только-только выезжает на Дворцовую площадь. До Троицкого моста – мимо Зимнего, мимо дворца великого князя Владимира Александровича, мимо Мраморного дворца – не меньше десяти минут. Так что всем действующим лицам еще десять минут мерзнуть на сквозном ветру, под заливистый благовест столичных соборов.
Вон он! Даже с такого расстояния, через всю Неву, виден массивный ящик царского экипажа. В документах написано – «четырехместные сани», но на самом деле это карета, поставленная на полозья, – квадратная, черная, по вместительности не уступающая маршрутке. Неудивительно – негоже венценосной семье тесниться в узком ящике или мерзнуть на февральском ветру в открытых санках…
Каретников покосился вправо – наблюдатель тоже подошел к парапету и поднес руку к лицу. Бинокль? Да, наверное…
Сам доктор – «Второй». Он тоже наблюдатель, «коллега» того, что на мосту. Правда, у Каретникова есть и другая функция. Мало ли что случится при захвате – а карманы доктора набиты перевязочными пакетами, ампулами с противошоковым, жгутами. Сначала он уложил это хозяйство в небольшой саквояж, но потом все же распихал по карманам – уж очень походил этот самый саквояж на ручную кладь бомбиста.
А серьезная «медицина», заветный пластиковый ящик «скорой помощи», сейчас у Ольги – она только вчера приехала из Москвы. Девушка ждет в небольшом возке, дальше по Петровской набережной – напротив домика Петра. У нее тоже рация, позывной «Четвертый». Хочется верить, что ее поклажа сегодня не понадобится.
Три щелчка в гарнитуре. Потом, после перерыва – два и еще два.
Олегыч бдит. Камеры работают. Виктор, пленный «бригадовец», честно зарабатывает если не прощение, то жизнь. Порядок.
У съезда с моста, с Петербургской стороны, возле полосатой будки караульного прячется от ветра Яша. «Пятый». Главный сыщик из их кустарного детектива. В кармане у молодого человека кроме «бульдога» еще и светошумовая «Заря». Последняя линия обороны, на крайний случай: если захватить террористов не получится, Яша должен по сигналу взорвать эту гранату. Низкочастотный грохот и слепящая вспышка в миллионы свечей наверняка заставят казаков конвоя остановить царский экипаж. Не идиоты же они, в самом деле, чтобы везти своих августейших подопечных к опасности!
Как медленно тащатся секунды… Черный брусок царских саней ползет вдоль бесконечного фасада Зимнего… качнулся вверх-вниз на крутом горбу Эрмитажного моста…
Быстрый взгляд вправо – наблюдатель опустил бинокль и уткнул подбородок в варежки. Со стороны может показаться, что человек греет замерзший подбородок, – если не знать, что в кармане у него рация. А может, и правда руки греет? Не суть.
Еще пять минут… экипаж минует Мраморный дворец. Теперь его почти не видно – вдоль парапета моста, на расстоянии полусотни метров друг от друга, в парапет врезаны одинаковые деревянные будки. Они и скрывают обзор вдоль моста, не давая разглядеть, что творится у съезда на Дворцовую.
Все. Время вышло.
Эфир взрывается:
– Объект на мосту, первый, третий, вперед, второй, четвертый, пятый, на месте! Работаем!
– Первый пошел.
– Третий, ответь… третий… ТРЕТИЙ?!
До цели двадцать пять шагов, вдоль парапета Петровской набережной. Спасибо бесчисленным парадам и караулам – привычка ТОЧНО рассчитать шаги, чтобы оказаться на месте миг в миг, и никак иначе…
Корф выдирается из объятий Порфирьича. Денщик, сперва аккуратно придерживавший их высокородие под локоток, теперь хватает его за плечи и под конец, войдя в раж, цапает за шиворот и отвороты шинели. Барон хрипло орет и сквернословит, встречные прохожие шарахаются от раздухарившегося офицера. Все по-настоящему – малейшую фальшь могут заметить эти двое, и тогда…
Вон они – подошли к парапету, остановились… второй, «лакей» в простонародном тулупчике, принялся возиться с бумажным свертком. Первый, «барин», стоит к Корфу вполоборота – заложил руки за спину, пальцы нервно тискают трость. А может и пустить ее в ход…
Пятнадцать шагов.
Дили-дон – дили-дон! – надрывается благовест.
– Что вы себе позволяете, господин штабс-капитан?
Штабс-капитан – это Корф и есть. А раздраженный голос принадлежит подполковнику гвардейской конной артиллерии – кой черт его принес… Хотя, увидев такую картину, любой уважающий себя офицер непременно вмешается.
– Позор, господин капитан! Ожидают проезда государя, а вы ведете себя как пьяный матрос!
Семь шагов…
Корф оборачивается к возмущенному артиллеристу:
– А пошел ты, шпала гвардейская! Иди, поучи жену щи варить… холуй паркетный…
Подполковник в ступоре. Миловидная дама, шагах в десяти, хватается за щеки и возмущенно ахает – матерный рык барона слышен, наверное, даже в Петропавловке. Корф краем глаза видит, как «лакей», уже вытащивший из свертка горохового цвета трубу, одобрительно косится на подгулявшего офицера. Первый, с тростью – хоть бы обернулся…
Пять шагов.
– Да как вы… да я вас!.. Встать по форме! Извольте представиться!
Порфирьич, успокоительно что-то бормоча, не дает своему господину броситься на обидчика и парой затрещин разрешить известный спор между гвардией и армией. Оно и кстати: террорист наблюдает только затылок барона, а лица Порфирьича не видит вовсе – Корф на полголовы выше своего денщика.
